директор российской программы Финского института международных отношений
История отношений между Москвой и Кишиневом и всей российской политики в приднестровском урегулировании шла зигзагами. В 2001 году коммунист Владимир Воронин стал президентом Молдавии во многом благодаря лозунгам о сближении с Россией. К моменту своего переизбрания в 2005 году он совершил поворот на 180 градусов, отклонив известный ”меморандум Козака” и перейдя на платформу европейского будущего для своей страны. В последние месяцы политическое влияние России на обоих берегах Днестра вроде бы вновь стало возрастать, порождая различного рода ожидания.
Согласно упрощенному взгляду, Россия должна продавить приемлемый для себя вариант решения проблемы — добиться гарантий нейтрального статуса Молдавии и конфедеративного устройства государства с правом Приднестровья на выход из него в случае объединения остальной части страны с Румынией. Пообещать весомую экономическую помощь Кишиневу, надавить на Тирасполь, усилить персональную заинтересованность в таком исходе политиков — короче, классика дипломатии в отношениях крупной региональной державы с более слабым соседом.
Но почему-то этого не происходит. Представляется, что тому есть три причины.
Во-первых, сохраняется привычка рассматривать Молдавию как преимущественно постсоветскую страну на 17-м году независимости. Между тем, если посмотреть на нее как на часть исторического Балканского региона, все будет выглядеть по-другому. Балканы — часть европейского интеграционного ареала. Маленькая, хотя и бедная Молдавия в этом контексте получает другое будущее. После вхождения в состав ЕС в 2007 году Румынии такая перспектива объективно укрепилась если не на институциональном, то как минимум на индивидуальном уровне. Об этом свидетельствуют упорные, пусть и не менее упорно отрицаемые, слухи о массовом получении жителями Молдавии румынского гражданства. Можно сколько угодно выражать скептицизм по поводу инициатив Евросоюза о ”восточном партнерстве” или ”черноморской синергии”, но в небольшой стране они будут иметь позитивный резонанс.
Во-вторых, Россия не имеет с Молдавией общей границы. До тех пор, пока интерес Украины в регионе сводился к сохранению разного рода коррупционных схем, связанных с Приднестровьем, это не имело особого значения. Но после того как ”оранжевый” Киев полностью встал на сторону Брюсселя, этот факт стал критически важным при оценке российского потенциала.
И наконец, подлинный стратегический и даже тактический интерес России по-прежнему непонятен. Это заставляет вовлеченные стороны лавировать и искать поддержки где-то еще. Для чего России сегодня урегулирование приднестровской проблемы? Для того только, чтобы показать, что Москва может действовать более умело, чем Запад в Косово? Но имиджевых потерь в западном общественном мнении, вызванных признанием Южной Осетии и Абхазии, это все равно не возместит.
Поэтому не стоит удивляться, если и нынешняя фаза активизации политики Москвы в регионе закончится зигзагом.
Цена вопроса